Шесть дней без звука родной речи, кроме собственной. Тишина… Шелест волн перекликается с шелестом старых англичан и бельгийцев, создавая ровный и бесстрастный фон. На второй день тебе все улыбаются, хотя, думаю, не узнают даже собственных мужей и детей. «Morning…», — мурлычит тебе старая английская саранча, улыбается во весь металло-керамический рот и семенит в шортах в сторону еще пустынного берега, лишь поскрипывая песком и замененными металлическими суставами. И дети практически беззвучны, хо…